Тарантиновские диалоги

...
     Кстати об обочечных тушках! Трупы сбитых животных – привычное зрелище для придорожных псов. А придорожные псы – это вообще отдельная каста бродячих сволочей. Стервятники транспортных артерий, они практически живут на грани, поскольку людская помощь для них случайна и непостоянна. Остановки людей не длятся долго, и редко кто-то подбирает их. Давящее отсутствие перспектив делает придорожных псов отчаянными, а лицезрение дорожных смертей воспитывает жестокость и особый цинизм, которыми они подслащают свою мимолётную и безрадостную жизнь.
     Придорожные стайки были и на Ревеньских развязках. Крутили карусели обочечного насилия вокруг одиноких жертв, оставляя их потом умирать под солнцем на краю дороги. Жизнь без ничего святого; вечное мотохулиганское шоу. Высокооктановое беззаконие в исполнении мокрых носов. Никаких оргий в этот раз: *эти* псы настолько были подавлены, что даже половое поведение саботировалось нездоровыми сценариями поведения. А по ночам – полный тоски сон в свете дорожных фонарей. Под теми же фонарями, бывало, ночевали и обычные бродяжные стайки. Через них-то собачья популяция Ревеня и подверглась влиянию культуры придорожных псов.
     Влияние. Конечно, соседствующие культуры влияют друг на друга. И вряд ли цивильная Свора оказалась под сильным влиянием образа жизни дорожных убийц. Скорее уж, переживающие расцвет Пожиратели оценили их жестокие фишки и крепкий сленг. И тогда, ряды "отморозков" преобразились. К серым дворняжим шкурам примешались породистые шубки. Далматины, хаски и прочие обагрили свои резкие узоры кровью! Безумные оскалы повсюду, глаза горят! Некогда разнеженные домашние собачонки восторгались, вкушая неизведанный мир насилия, в принципе несущий на себе вайбы старых придорожных стай. Нападения позиционировались как каннибальская охота, но отдавало это всё скорее насилием ради развлечения, в котором они погрязли по уши. "Они" – все те невинные и порочные сердца, которые теперь грелись лишь теплом шахт и свежей крови! Хаотичные порядки молодых Пожирателей высекали целые семьи с норовом промысловой бензопилы.
     

...
     Орнамент зубастой улыбки вопьётся в память. Волчица вышла на них внезапно. Пёс каннибальского авангарда даже не ускорился за ненадобностью, вальяжно приближаясь к волчице в предвкушении неизбежной поимки. Когда же сука пустилась наутёк, темношкурый овчар гнал её по лесу со своими псами, словно всбесившийся локомотив. Настоящий духовный наследник, блять, апачей. Прокладчик пути и преследователь, от каких не спрячешься. Голландский овчар со сложением пантеры на стероидах.
     Волчица уже отрывалась, когда кто-то таранным бревном влетел в её бок. От удара двоих размотало по земле, как шкурки от сарделек. Узнаётся тупая "армейская" выучка натасканного охотничьего пса. Щетинистый борзой цементного цвета, профессиональный оператор собачьих клыков. Двинутый убийца, взрощенный на премиумном охотничьем инвентаре. Не успели листья опасть с его шкуры, как он уже навис над ещё не расчухавшейся сукой. Та, оглушённая, уползает по ухабам и пытается подняться – но борзячьи зубы вонзаются волчице в загривок прежде, чем она успевает оказаться на своих четырёх. Без людей, никакие армированные ремни больше не удержат его челюсти-гвоздодёры
     Пёс уволакивает её назад. Если он сумеет удержать её до прибытия оравы – всё будет кончено. Разумеется, если только она сейчас же не рассвирепеет. Ей не победить, но утробная волчья ярость позволит ей спастись. Нужно просто зажечься! Услышать бой барабанов. Облизнуть клыки, чтобы жестокие фантазии вспыхнули перед глазами, затем вскочить на лапы в жажде хорошей драки. Борзой бросает черношкурую к собачьим лапам, и несколько кобелей из числа отребья сразу облепляют её – просто, вцепляются в зверя четырьмя челюстями с разных сторон. Пока они держат, чёрный нарцисс-апач направил свои клыки в волчью морду, и губа самки оказалась надорвана.
     То, что нужно. Новая рана и вкус крови мигом пробудят в ней бойца. Надо выбираться. Драться до последнего; укусом сбить чужие челюсти с плеча. Затем, меткий удар по яйцам освободит от второго оппонента. Напрыгнувшего на спину перебросить через себя, и, наконец, просто вывернуться из зубов последнего – один пёс уже не в силах её удержать. Теперь осталось лишь крутиться живо, отщёлкиваясь клыками от выпадов окруживших её ублюдков.
     В таком штурме поможет лишь увесистость осадного орудия. Толстая шкура и набор паталогически увеличенных зубов, которым орудуют с давящей тяжестью машинного воя. Лапы волчицы едва не оторвались от земли, когда нечто схватило её и приложило о ближайшее дерево с невероятной силой. Затем снова, и чёрная уже припала к земле. То самоедский монстр присоединился к бойне.
      Известняковый гигант. Плод любви между потерявшей рассудок из-за отравления ртутью травницей и крикуном-проповедником из странствующего культа. Длинномерный, тяжёлый и непоколебимый, словно железнодорожный состав. Огнеупорный, ядовитый и болезненно-белый – совсем, как, его канцерогенное величество, горный лён. Асбест. Светлошкурая насмешка над природой, со свисающим к земле свинцовым брюхом и башкой, прожжённой микроволновым излучением. Оживлён чёрной магией! В лучших канонах историй о чудовище Франкенштейна.
     Все расступились, ещё едва Асбест вошёл в круг. Никто не захотел стоять между ним и волчицей. Никто и схватить её не пытался после того, как асбестовый пёс к ней притронулся. Стоит теперь перед павшей сукой. "Ты выбил прыткость из волчички-невелички",  — улыбнулось ему серошкурое чудовище советской псарни. Борзоид прильнул к самоеду справа. Необычайно нежно для длиннолапого головореза под именем Марля.
Марля... чувствуете? Как сразу потянуло стерильным запахом отделения травматологии.
     "Кажется, в ней всё ещё тлеет волчья строптивость", — облизнулся чёрный голландец, притёршись ко второму самоедскому боку. Это Чиф. Ну, тот который апач. Гальюнная фигура Новых Пожирателей, взвинченная чёрная молния. Неуравновешенный эгоцентричный маньяк, трепетно относящийся к своему "счётчику" отнятых жизней. Самый больной и вульгарный ум компании. Он констатирует: "Нужно сбить пламя!", и пара кобелей из черни принялись рыть землю, забрасывая лежащую сыпучим материалом. Горсть за горстью, будто заживо хоронят. Сомкнувшаяся троица расхохоталась в небо.
И смех разносился по лесу, вспугивал сонных птиц.