У Хакона никогда не было особой привязанности к временам года, но весну он всегда воспринимал по-особенному. Разумеется, это было связано с охотой. Именно весной измученные холодом и голодом звери начинают выползать из своих убежищ, дабы насытиться вдоволь, а затем завести семью и оставить потомство. Для охотника, не обремененного каким-либо чувством такта или чем-либо еще эта пора становится по-настоящему райской.

Снег сошел еще не везде. Но лапы, привыкшие к разной погоде, не жалуются на странную смесь воды, грязи и остатков некогда пушистых сугробов. Однако запахи, осевшие на такой грунт, очень быстро смешиваются и забиваются, становясь оттого практически неразличимыми. Не найдя ничего близ шахт, Хакон вынужден забираться все дальше и дальше. Он минует сосновый бор, двигаясь по кромке пшеничного, но ныне голого поля прямиком к утреннему в надежде, что на новообретенных территориях дичь окажется менее бдительной, и пес найдет, чем поживиться и что отнести клану.

Наконец, он подступает к самому краю поляны. Замирает и принюхивается, впитывая в себя запахи новых владений. Снега здесь практически нет, земля гола и просматриваема со всех сторон. Хакон чуть навостряет уши, внимая каждому шороху. И слышит отдаленный хруст. Пес молниеносно реагирует, припадая к земле и до боли в глазах всматривается в равнину, с растекшимся по ней золотисто-розовым светом подступающего солнца. Но вот бдительный взгляд замечает шевеление. Далеко, на противоположном краю, но оно все же есть. Прищуриваясь, Хакон различат длинные уши. «Должно быть, заяц. Давненько я их не видел. Но слишком большое расстояние, отсюда не достану. Нужно подобраться поближе». Едва касаясь животом холодной почвы, пес медленно движется по краю поля. Его золотистая шкура прекрасно сливается с местным ландшафтом, окрашенным утренним светом. Он делает шаг. Затем еще один. И еще. Бесшумно. Ни скрипа снежинки, ни шороха жухлой травы. Лишь нарастающий звук перемещающегося по полю ушастого. Ближе, и еще ближе. И вот, когда до зайца остаются считанные метры, последний вдруг резко вскидывает голову и всматривается куда-то вдаль, в ту сторону, откуда недавно пришел Хакон. Не давая себе ни секунды на промедления, пес в это самое время срывается с места, мощными прыжками сокращая расстояние. Зверек тоже срывается с места, петляет по полю, в надежде достигнуть его конца и скрыться в тени деревьев. Но длинные лапы гончей в этот раз оказываются быстрее, и пес настигает жертву, вгрызаясь в нее со спины. Следующим укусом точно в шею он мгновенно обрывает жизнь и мучения зайца. Кровь стекает по языку, лаская вкусовые рецепторы и вызывая обильное слюноотделения. Хакон борется с желанием вцепиться в податливую плоть, напоминая себе, что прежде нужно убедиться в отсутствии свидетелей. Он оборачивается в обратную сторону и замечает вдали силуэт, определенно принадлежащий собаке. «Интересно...»

Тело напряжено, но внешне пес выглядит совершенно спокойным. Лишь поджатые губы свидетельствует о некотором раздражении, испытываемым им в данный момент. Кто-то видел его. И, определенно, видит сейчас. А значит, трапезу придется отложить. Небрежно подхватив зайца, Хакон трусит по направлению к незваному гостю, намереваясь выяснить личность и, возможно, мотивы пришедшего сюда. Без этого он не сможет позволить себе насладиться пойманной добычей. Утро перестает быть томным.