Мерзко чавкала земля под лапами, да последние волочились, как рыбы, что подпрыгивали и хлюпали, возвращаясь обратно. Мимо Лермена пронеслись со-товарищи, чтобы поскорее рассказать ожидавшим их наставникам, членам семей или друзьям об успехах и пожаловаться на провал. Такое всегда происходило, и сын Когтя привык, что во всем винили его, если что шло не так на охоте. О добродетели в белой шкуре слагали легенды, но больше ходило насмешек, чем теорий о пользе взглядов одного члена стаи. Мало, кто был уверен в том, что он станет следующим лидером. Да и нужен ли кому-то такой, как он? Вряд ли. Сам волк не верил в это. Он свернул в сторону, как между впереди стоявших, чужих лап заметил бледное пятно.

Маленькое, пушистое с ворсинками-иголочками, потерянное, точно призрак мелькал средь живых, разноцветных фигур. А еще нечто походило на блик, солнечный зайчик. Дурнота сама подскочила к глотке, и Лермен еле развернулся. Только после этого он признал в неопознанном пятнышке своего младшего братца, Мирвьюка. Опять тот не сидел на месте, беспокойно шатался между равнодушных существ. Его опекуны, видимо, опять отлучились, или они (стал вспоминать волк) еще не вернулись с охоты. Бремя заботы вновь оказалось на плечах молодого наследника.

Малыш близко не подходил к дискутирующим взрослым, что уже вовсю обсуждали детали охоты. Кто-то горячо выпалил, задыхаясь от нетерпения, поскорее бы только слова вылетели из пасти: "А я вот прыгнул, думал, что товарищ мне поможет, но нет. Тот промахнулся. А я! Я бы этого оленя..!".

Лермен сжал зубы. Хотелось наплевать на волчонка и бежать отсюда прочь. Но на деле волк отошел в сторону, прижал уши к голове и боролся с проскальзывающим на его морде оскалом...

Стоило раздаться голоску, как Лермена точно насквозь стрелой пронзило, и он услышал внутри себя лишь одно: "Вот же...". Только разбираться времени не было. Он сомкнул веки, а когда разжал их, как тиски, то попытался тотчас напялить на морду скромную, помятую эмоцию. Получилась неубедительная, усталая радость. С ней обращался волк к ребенку стаи:
- Да? А ты... Уже тут, как тут, Вьюнок.
Волчонок опять принялся бормотать себе под нос волнительные речи. Он так сбивчиво тараторил, что самец ни разу не понял того. Он сдвинул чуть брови, качнул головой.
- Не волнуйся, ты не при чем тут. Это...
Лермен прервался, до его ушей снова долетели жалобы. Он вздохнул. Как объяснить малышу, что он подвел стаю и не стоило теперь никому, даже ему, якшаться с ним? Что он приносит всем одни беды? Как? Но и в молчании того не хотелось оставлять. Мирвьюк был и без его выкидонов тревожным малым, ломать психику он боялся.
- Пустяки. Такое и с тобой случается, да? Хочется выругаться, злиться, а получается, что принимаешь все упреки мира, соглашаешься с ними...
Наследник хотел еще что-то добавить, несмотря на грусть в голосе. Сил на разговор почти не оставалось. Чем больше он пытался понять себя и свои неправильные действия, тем глубже проваливался в глухую даль, где не то, что разума, а надежды было не слыхать. Жутко. Лермен никогда не брал с собой спутников, и Вьюнок пока точно не был готов к такому погружению. Малыш и так еле держался наплаву.
- Здесь слишком шумно. Пойдем со мной? - предложил волк, кивая младшему братцу в сторону.

Два раза "ага"? Лермена почти пробрало нервным смехом. Он представил, как сжались легкие малыша, и ему сей ж час хотелось поерзать, а потом биться, подобно рыбе на берегу. Непонятная судорога схватила и отпустила. Кончик губы дернулся и замер. Волк выдохнул. Нет, подумал он, с виду наследник видел себя максимально странным. Он почти не заметил суетливых, сереньких зенок своего младшего брата. Чего тот смотрел так, будто перед ним бежало стадо оленей? А потом дошло - нарастающая паника. Хоть бы не паническая атака...
Волк сжал сильнее зубы. От того, как малыш пригибал головку, создавалось впечатление, что Лермен прессовал его.
Тихо! Заткнулись все мысли. Волк давай вести с самим собой дебаты, пока дете рядом плакало. Он хлестал себя на глазах ребенка. Прекрати. Остановись. Отдавал он приказы, лишаясь крепких, мысленных клыков. За-мол-чи. Наконец, в воцарившейся тишине можно было соображать. Черные губы поползли к центру, вперед, и наследник издал шелестящий выдох. Он ничего не говорил. Как Вьюнок поможет ему, если внутри сидит одно и то же? Не перешагиваемое препятствие?
- Побудь со мной - только сказал Лермен.
Нет, словами не выразить наваждения. А если игнорировать, то будет хуже. Дух сковали змеевидные кольца, яд прокрадывался к самому сердцу. Дыхание сбивчивое, чуть слышное, прерывистое, становилось слабее, промежутки между вдохом и выдохом росли...
Морда исказилась в гримасе муки. Как же было больно! Точно капкан сомкнулся на груди. Волк не шел, а рывками тянул на себя не то тело, не то невидимый груз, в который его впрягли. На одну лапу ложились мяса и кости, сплетенные воедино. Но чем? Обалдеть, как же тяжело нести за собой видение прошлых дней, ведь никакого "я" нет. Грани стерлись. Что осталось? Проблески. Какие-то белые искры. Полосочки сверкнули, выросла белая точка, расплывались потихоньку края. Он увидел малыша. Увидел и, обрывисто завыв, рухнул в противоположную от Вьюнка сторону. Повезло его не придавить, ведь рассудок помутился окончательно. Лермен теперь смотрел наверх. Вот же дурь одолела, вот же...

Белый свет. Чистота. Это ли не Рай? Нет же, его не бывает. Много Лермен слышал россказней о мире ином, и они не вдохновляли. Ни чуть. Они вызывали лишь усмешку, ведь никому не попасть туда. По крайней мере, он не считал себя святым. В такт мыслям темное пятно заслонило обзор высот, и до разума долетел жалобный голосок младшего брата. Вот - причина жить. Вот - реальность. Она вернулась, нет, обрушилась на него водопадом. Он болезненно сморщился, на ровной переносице появились волнообразные складки. Волк молчал. Трудно было что-то вообще выдавить из себя.
- Думаешь, я умру? - пробубнил он.
Возможно, сейчас из уст вылетела самая настоящая глупость. Только больше нечего было говорить. Не о чем думать.
Лермен не скрывал безумства и тоски, а еще упадка. Случалось всему сразу охватить его неподготовленный разум. Наследник Когтя часто впадал в злобу или нигилистический транс, отрицал абсолютно все, даже заботу. Сейчас пришлось сдерживать натиск ради Мирвьюка.
- Хотя, знал бы я сам - обессиленно проговорил Лермен.
Боялся ли сейчас младший братец? Об этом волк так и не спросил его. Возможно, малыш не хотел, чтоб старший увидел его страх. Пусть сам скажет, если все так.
- Скажи мне, что ты чувствуешь? - наперекор отстранению полез к малышу в мир хмурый Лермен.

Значит, там царил сущий хаос. Лермен ожидал подобного ответа: Мирвьюк был слишком мал, чтобы осознавать калейдоскоп собственных чувств, и его неопределенность говорила только о буйстве эмоций.
- Говори, я не буду тебя перебивать. Говори первое, что влетает в голову, что кажется пугающим или нелогичным; говори же, прошу, все, что не дает тебе сейчас покоя так, будто оно сможет вдруг стать той птицей, которая спикирует и вырвет из меня весь непокой и всю боль...
Именно красноречие порой так окрыляло, что Лермен забывался. Сейчас малыш мог стать бравым воином, который, несмотря на свой возраст, думал, как взрослый. Либо волк сбрендил и окончательно удалился в свои закрома, в которых не было никого, кроме него, и такой призрачный силуэт в роли Вьюнка выступал в роли некого изъяна и давал бою всем чахлым местным правилам.
- Вытяни меня оттуда...
Едва шевеля губами, говорил он, а взгляд блуждал по пустотным чертогам.