Вороника спала среди остальных рабов. Множество тел касалось ее, так же как и она касалась многих. За стеной логова трещал мороз, а здесь, внутри, делились тем малым, что у них оставалось - собственным теплом. Одиночество - роскошь, дозволенная имеющим многое.
Сон волчицы был чуток, скорее полудрема, наполненная неясными, смутными образами, нечто переплетенное и бесформенное, обрывки событий вчерашнего дня, далеких воспоминаний и мыслей. Реальность причудливо мешалась с видениями, окрашивая их в холодный синий цвет, а тепло тех, кто ее грел, казалось горячечным бредом, но Вороника привыкла к этому. Ей редко удавалось уснуть глубоко и спокойно, почти ни разу, со времен раннего детства, где мир ограничивался материнским боком.
Сквозь дремоту, она слышала бормотание рабов рядом - истории, так тщательно скрываемые днем, и дающие о себе знать ночью. Мечты о свободе, которых нельзя позволить при дневном свете, близкие, которых нельзя вспоминать наяву - слишком больно. Воронике повезло в этом - ей был близок весь мир и при этом - никто конкретно. Она могла только сострадать тем, кто потерял больше.
Волчий запах вошел в логово яркой, тревожной нотой, и Вороника открыла глаза, но муть не рассеялась. Она лишь слабо видела черный силуэт на фоне темного неба, как будто кто-то вырезал окно в пустоту. После чего над рабами прокатился властный голос. Она не видела, на кого направлен взгляд, но поняла, что один из них сегодня должен быть выбран. Кто-то один, у кого для стаи вряд ли найдется даже имя, уйдет и больше не вернется. Никогда не возвращаются - это волчице уже рассказали другие рабы. Она больше не смотрела на ту, что выбирает - только на того, кто был выбран, и когда пес, пошатываясь, поднялся, чтобы нырнуть в ночь, она успела ткнуться носом ему в скулу и потереться мордой об морду.
Что она еще могла?
Ничего.
Если бы скорбь была силой физической, как ветер или гравитация, Вороника была бы штормом или черной дырой.
Она не была ни тем, ни другим. Только слабой слепой волчицей. И когда раб ушел, она выбралась из переплетения тел и долго смотрела ему вслед, взглядом передавая ему отвагу и любовь, все, чего было в избытке в ее слабом теле, не умеющем воспользоваться этими дарами как должно.
Обратно в тепло Вороника не вернулась - осталась у входа. Ее истязание себя холодом было поминальной песней для ушедшего. Она надеялась хоть так разделить с ним долю предстоящих страданий.
Молча.

Отредактировано Вороника (2023-08-10 09:07:43)

Вороника услышала движение за спиной, но не стала оборачиваться. Как ни странно, ей здесь ничего не грозило, она была в безопасности среди рабов. Даже те, что ненавидели волков всем сердцем, признали ее слишком жалкой, для своей ненависти. Потому-то, она разглядела светлое на фоне сгустившейся тьмы пятно, только когда пес опустился рядом. Нюх подсказал ей, что это Сол. Она не разбиралась в собачьих породах, но всегда поражалась их разнообразию.
Сол был, пожалуй, тем, кем Вороника втайне восхищалась. Беды и ненастья слово проносились у него над головой, не причиняя вреда - он просто не обращал на них внимания. Может, кто-то и мог назвать пса прихвостнем волков, но Вороника видела, что он и в самом деле просто не понимает тяжести своего положения, а не пытается выслужиться перед сильными. Он брался за работу с энтузиазмом всегда, и ничто будто не тревожило, и не огорчало его, словно он навсегда остался щенком, которого невозможно обидеть лишь потому, что он еще не знает, что такое обида и невозможно заставить страдать лишь потому, что он еще не знает, что такое страдание. Вороника же была напитана страданием, и легкость, с которой Сол относился к жизни, никогда бы не стала для нее достижимой.
- Не спится? - хрипло и тихо спросила она у пса, коснувшись носом его щеки в ответ, на прикосновение, - ступай к другим, не мерзни. До рассвета еще далеко, еще есть время посмотреть сны.